Два байкера в запыленных кожанках вышли, ругаясь. Хохот и пульсирующая музыка зидеко проследовали за ними в ночь.
— Долбаные сквоттеры, — пробормотал мужик с гривой на голове, затем сплюнул на землю. Серебро блестело в его брови, ушах, на шее. На правой щеке была татуировка в виде птицы в форме V.
Клан Воронов, подумал Данте, вспоминая, чему учил его Вон. Вороны и Ночные Волки часто путешествовали вместе, прикрывая друг другу фланги.
Женщина с дредами и с чернильной птицей V на правой щеке посмотрела на него, оглядела с головы до пят и обратно. Улыбка изогнула ее губы. В глазах появились искры.
— Место не твоего уровня, ночной гуляка, — сказала она, спускаясь с крыльца. Ее улыбка исчезла, когда она рассмотрела его ближе. — Тебе больно?
Данте поймал дверь прежде, чем та закрылась. Теплый, спиртной, табачный, сладкий воздух вился вокруг него. В голове пульсировало.
— Возможно, — сказал Данте. Затем шагнул внутрь. Дверь за ним закрылась.
Мгновением позже он услышал низкий хриплый рев мотоциклов, когда байкеры выехали с парковки, разбрасывая за собой гравий.
— Терри, ты только посмотри на это! Думаешь, он потерялся?
— Боже ж мой! Сначала байкеры, теперь отброс с Бурбон-стрит. Чем, черт возьми, становится это место?
Данте посмотрел на говорящих, двое смертных в бейсболках и в запятнанных футболках сидели за столом недалеко от барной стойки. Туман от сигаретного дыма неподвижно висел над столом. Один из смертных откинулся на спинку стула и, встретив взгляд Данте, натянуто улыбнулся, словно собирался что-то сказать.
Двое других смертных стояли у бильярдного стола с киями в руках, глядя на Данте; игра прервалась. У одного был пивной живот, другой был накачан, как атлет. Вокруг атлета витала энергия брутальности с вкраплениями избытка тестостерона.
— Посмотри-ка на ошейник, а? — сказал Атлет Пивному Животу. — Цепи не видишь? Сбежал, наверное. Лучше позвонить в каталажку. — Он засмеялся, довольный своим остроумием, толкая локтем Пивной Живот. — Позвонить в каталажку. Понял?
Данте отвернулся и поплелся мимо пустых столов к бару. Когда он подошел, барменша подняла взгляд, на ее лице читалась смесь интереса и осмотрительности. Она была чистой новоорлеанкой, со смуглой кожей, зелеными миндалевидными глазами и черными кудрявыми волосами. Гаитянка, испанка, француженка, китаянка, кто угодно. Истинное сердце Луизианы.
Барменша дотронулась рукой до полотенца, висящего через плечо. Бутылки с выпивкой впечатляющих цветов и со странными названиями выстроились на полках за ней.
Данте остановился у кассы, взгляд бегал по бутылкам.
— Чем могу помочь? — спросила барменша. Бейдж на ее черной «Напрямик» футболке гласил: «Мария».
— Текила. Бурбон. Что угодно, что поближе. — Данте засунул руку в карман куртки, достал пачку скомканных старых купюр и бросил их на барную стойку.
— Ты в порядке? У тебя идет кровь из носа.
— Тут есть, где умыться?
— Конечно, — Мария указала на маленький проход справа.
Оттолкнувшись от бара, Данте проследовал к знаку «УБОРНЫЕ», в грязную мужскую комнату со свойственными ей заляпанными и разрисованными граффити кафельными стенами и вонью старой мочи.
Маленькое окно было высоко над писсуарами, слишком узкое, чтобы убежать от оплаты по счету или от свидания с отморозками. Данте подошел к треснувшей раковине и открыл кран. Снял солнечные очки и повесил на ворот футболки. Протянул руки под струю, затем нагнулся и плеснул водой в лицо.
Он горел. Он почти ожидал, что вода зашипит и превратится в пар при соприкосновении с кожей. Вместо этого было так холодно, что перехватило дыхание. Данте держался за края раковины, пока окровавленная вода утекала в канализацию.
Данте? Мне холодно. Можно мне поспать вместе с тобой?
Залезай, принцесса. Прижимайся ближе. Я бы обнял тебя, но…
Почему папа Прейжон пристегивает тебя перед сном наручниками?
Потому что я не сплю ночью. Этот хрен думает, что я убью всех в их же постелях.
Ты сделаешь это?
Да. Возможно.
Данте-ангел, если я найду ключ и выпущу тебя, ты возьмешь меня с собой?
Растекающаяся лужа крови окружает бледное лицо Хлои, как ореол. Ее наполовину открытые глаза слепо направлены на касатку недалеко от нее.
Я никогда не оставлю тебя, принцесса. Только ты и я…
Мясной крюк, опутанные цепью лодыжки, обнаженные ноги. От крюка идет свет.
На веки вечные.
Вода текла, разбрызгиваясь вокруг пальцев Данте. Его мышцы сжались. Он уставился в раковину.
Она доверяла тебе, дитя. Я бы сказал, что она получила то, чего заслуживала.
Боль сжигала его. Он поднял голову и посмотрел в зеркало. Но не узнал свое отражение; бледное лицо, размазанная подводка и влажные взъерошенные волосы были его, конечно, но выражение лица стало холодным, отстраненным и суровым, красные глаза наполнились яростью.
Это то, что видел Люсьен?
Он уронил голову, потряс ей. Нет, боли, ударяющей по вискам, недостаточно. Ненадолго. Но, как он и обещал, он не будет гореть в одиночку. Любопытный Том прежде других присоединится к нему в огне. Этьен уже стал прахом.
Данте насухо вытер лицо коричневым бумажным полотенцем, надел солнечные очки и вышел из уборной. Когда он приблизился к бару, то учуял знакомый запах, Brut и мыло, и еще один — запах средств из химчистки и серьезных темных секретов. Он замедлился. Вспомнил ленивую улыбку и подмигивание.
Арестуй его. Запри его. Он тут же заснет. Я гарантирую.