— С нет.
Музыка прошла сквозь Данте: ария, колючая и темная, обвившаяся вокруг его сердца, восходящая, бушующая в бурном темпе ярости, хаоса и потери. Звучали аккорды, ритм хаоса пульсировал, противоречивый и примитивный.
Его песнь горела. Раскаленная.
— Моя мама просила ее обратить? — спросил Данте — Это ее выбор?
— Да. Но она передумала, но было слишком поздно. Я не могла зна…
— Лгунья, — прошептал Данте.
— Что это за свет? — выдохнула Мур, когда он поднял руки и обхватил ее лицо.
Ритм хаоса дергался на вибрирующих нитях ДНК, ломая, сжимая, стирая. Разрушая. Джоанна Мур протяжно закричала, крик пронзил голову Данте. Его песнь разорвала Джоанну на части — раздробила ее на элементы, сыграла арпеджио на ее душе. Рассеяла ее существо. Отделила плоть, кости и кровь.
Джоанна барахталась на полу, крик закончился мокрым бульканьем.
Синие шипы энергии танцевали вокруг Данте, вспыхивая в руках. Он дрожал, пойманный песней, ритмом хаоса, ритмом создания. Закрыв глаза, он увидел звезды. Услышал взмах крыльев.
<Останови песню, дитя. Ты отомстил за свою мать>.
Данте открыл глаза. Песня растворилась в тишине. Боль исчезла. Он почувствовал кровь. И посмотрел вниз на влажные куски того, что раньше было Джоанной Мур. Оттолкнув это в сторону, он развернулся.
Люсьен смотрел на него, золотистые глаза, крылья раскрыты, на лице — восхищение и... испуг? Данте задался вопросом: Люсьен боялся?
<Создатель >.
Данте прошел к дверному проему. Затем встал на колени около остывшего тела Элроя. Мог ли он вытащить Джину из мертвого сознания?
— Слишком поздно, — ответил Люсьен, — ты выбрал живых вместо мертвых.
Подняв взгляд, Данте увидел Хэзер, сидящую на другом конце зала, лицо полное решимости, глаза темные и обеспокоенные.
— Oüi. Живые вместо мертвых.
Прости меня, Джина.
Встав, Данте перешагнул тело Извращенца в последний раз. Он поднял Хэзер на руки и вышел в коридор. Его мышцы напряглись, когда он почувствовал от нее страх, она боялась его. Он прижал ее ближе, сердце забилось сильней.
Мужчина в куртке, покрытой снегом, зашел в коридор, руки на виду и раскрыты: Смотрите, я ничего не прячу.
— Я могу позвонить в скорую, — сказал он.
— Ты можешь доверять ему, — пробормотала Хэзер, — он помог мне.
— Хорошо, — произнес Данте, — один звонок.
Он вдохнул запах Хэзер — дождя, шалфея и крови, втянул глубоко в легкие. Боясь, что это было в последний раз.
— Хэй.
Хэзер подняла голову и посмотрела в сторону двери. Одетый в кожу и латекс, Данте стоял в дверном проеме, опираясь на него одной рукой. Свет от люминесцентной лампы мерцал на кольце его ошейника и пирсинге в ушах. Неуверенная улыбка изогнула губы, осветила бледное прекрасное лицо. Он поднял солнечные очки на макушку.
При виде Данте у нее по-прежнему перехватывало дыхание. Она подозревала, что так будет всегда.
В коридоре за ним медсестры и санитары с удивлением глазели на посетителя, заявившегося в больницу в коже и ошейнике, задаваясь вопросом, кто же забрел к ним из холодной ночи.
— Хэй, — сказала Хэзер.
Она уперлась в матрац, намереваясь подвинуться, но в тот же момент Данте оказался рядом, обхватив ее руками, помогая. Его горячие ладони коснулись кожи. Боль разлилась по телу и заставила ее задохнуться.
— Что случилось? — спросил Данте. — Тебе нужно…
— Нет. Все в порядке.
Данте посмотрел на нее, внимательно изучая лицо, затем глубоко вздохнул. Он подвинул стул вплотную к кровати и уселся рядом. Он ждал. Хэзер была практически уверена — он знал, что она собиралась сказать — или, по крайней мере, догадывался.
Протянув руку над кроватным ограждением, она взяла ладонь Данте в свою. Улыбка тенью скользнула по его губам. Большим пальцем Данте гладил тыльную сторону ее ладони. Она посмотрела в окно, на комнату, отражавшуюся в ней на фоне черного неба, на двух людей в этой комнате — молчаливо держащихся за руки.
Хэзер думала об озадаченных хирургах: ужасные повреждения ее аорты и левого легкого были исцелены или блокированы, или чудесным образом каутеризированы. Она должна была истечь кровью за считанные минуты. Но помнила вкус губ Данте, вкус его крови, отдающий амаретто, помнила холодное пламя, которое он вдохнул в нее.
Ничего из этого Хэзер не могла рассказать хирургам. Или следователям из Бюро, которых отправили взять у нее показания, выслушать отчет и докопаться до истины. Или, по крайней мере, официальной ее версии. Она понимала, что нельзя упоминать Плохое Семя; поэтому рассказала лишь о том, как преследовала серийного убийцу и в конечном итоге нашла его.
Одно она знала наверняка — ее карьера в ФБР окончена. Это было ее решением, которое она еще не озвучила. Власти, пожалуй, будут счастливы подшить ее к делу и спрятать его в дальний ящик стола в каком-нибудь безызвестном городе; более того, этот вариант и предпочтут.
Хэзер держала Данте подальше от всех них. Он спас ей жизнь. Но и без этого она бы никогда не передала его в лапы волков из Управления. Разве не была Джоанна Мур достаточно жестока?
Джоанна Мур. То, что сделал Данте… осталось вне понимания Хэзер. Что он сделал?
Данте обхватывает ладонями лицо Мур. Его руки дрожат, испускают голубой свет. Синее пламя. Волосы поднимаются вверх, извиваясь. Воздух потрескивает от энергии. Тело Хэзер покрывается гусиной кожей, волоски шевелятся. Она чувствует запах озона.
Голубой свет окутывает тело Мур, вспышками вырываясь из ее глаз и кричащего рта. Она… разделяется… на нити, влажные и светящиеся — синий и красный смешиваются. Данте вытаскивает нити, отделяя их друг от друга.