Взмах крыльев - Страница 114

114

Джоанна Мур осыпается на кафельный пол.

Энергия продолжает бить из Данте, голубые щупальца щелкают в воздухе и изменяют все, до чего дотрагиваются. Стойка превращается в темные вздымающиеся лозы, густо усеянные синими шипами. Пистолет с транквилизатором скользит во мрак.

На прекрасном лице Данте выражение восторга — такое же, как когда он сжег дом Прейжонов.

В тот момент Хэзер была в ужасе от Данте. От того, что он может сделать, его способностей. Впрочем… был ли Данте голосом для своей матери? Для всех жертв Джоанны Мур?

— Поговори со мной, — произнес Данте.

Хэзер отвела взгляд от окна. Улыбаясь, она сжала руку Данте. Его кожа пылала под ее ладонью, словно в лихорадке.

— Ты в порядке? — спросила она.

— Cavabien. — Данте удерживал ее взгляд, его собственный был открыт и решителен. — Поговори со мной, Хэзер.

Она кивнула. Разговор мог помочь.

— Что ты сделал с Мур… что… как…?

— Не знаю, — произнес Данте и провел рукой по голове, пропуская волосы сквозь пальцы. — Я никогда не делал… такого… раньше. Ты сказала, что слышала песнь? Это связано с ней. Я чувствую. — Он положил их сплетенные руки себе на грудь, прямо над сердцем. — Словно перебирать струны на гитаре или сочинять музыку на синтезаторе.

— Это способность создания ночи или Падшего?

Данте удивленно уставился на нее.

— Как ты узнала?

— Твой отец сказал мне, — ответила Хэзер.

Данте кивнул и посмотрел в сторону, на скулах заходили желваки. Спустя мгновение он произнес:

— Почти уверен, что это способность Падшего. Я привык думать о себе как о создании ночи, но… — Он пожал плечами.

— Ты можешь это контролировать?

— Не всегда. Нет. — Данте посмотрел на нее, отраженный свет блестел в его глазах.

— Ты контролировал это тогда?

— Более или менее.

— В смысле?

— В том смысле, что у меня в голове не было конечного результата, — сказал он тихо. — Но я хотел завершить все это — покончить с ее гребаными играми. — Он снова начал гладить тыльную сторону ее ладони большим пальцем, успокаивающее движение — для них обоих, она чувствовала.

Данте был созданием ночи и Падшим, и убийцей. Этого более чем достаточно, чтобы заставить женщин — во всяком случае, женщин в здравом уме — пронзительно кричать в ночи. Но в нем, помимо этого, было еще так много всего: мальчик, который желал своей принцессе доброй ночи и возвращался в подвал в одиночестве; мужчина, который справился со своими эмоциями, накрыв тело подруги курткой и сидя рядом, чтобы она не была одна; и любовник, подходящий женщине как никто другой — душой и телом — просящий ее остаться.

Когда я с тобой, так тихо. Гул прекращается.

Беги от меня как можно дальше.

Отражает ли хоть одна из этих фраз настоящего Данте? Или они обе? Принадлежала ли ему собственная жизнь хоть когда-то?

Хэзер вглядывалась в его темные глаза, красивое лицо. Несмотря на все то, кем он являлся, или, быть может, именно из-за этого, он каким-то образом пленил ее сердце. Она не знала, чем именно, и это до смерти пугало. Ей нужны были ответы. Ей нужна была возможность перевести дыхание.

— К чему это все? — спросил Данте, глядя на нее. Его большой палец покоился на ее руке. — Хэзер?

— Я хочу, чтобы ты отправился домой, — тихо проговорила она. — Я вернусь в Сиэтл сразу же, как меня отпустят. Там меня ждет куча дерьма, с которым надо разобраться.

— Ты не должна справляться с этим в одиночку.

— Нет, должна. — Хэзер расцепила их руки и схватилась за холодные металлические ограждения кровати. — Данте, я должна. Есть вещи, над которыми мне нужно подумать, привести мысли в порядок. Мне нужно немного личного пространства. Немного времени. Ничто не было таким, как я думала, тем, во что верила.

Мимолетная улыбка коснулась его губ.

— Ничто и никто. Поверь мне, я понимаю.

Хэзер коснулась рукой его щеки.

— Бьюсь об заклад, что понимаешь.

Закрыв глаза, Данте прижался к ее ладони и накрыл своей рукой.

— Тебе тоже нужно время, — пробормотала она. — Больше, чем кому-либо еще.

— Не говори мне, в чем я нуждаюсь, — голос Данте был резким.

— Тупоголовый, — прошептала она.

Несмотря на отрицание, его жизнь, его мир оказались разодраны в клочья, его спрятанное прошлое — раскрыто. Узнал ли он уже что-то из этого? Скажет ли ему ДеНуар? Должна ли сказать она?

— Твой отец рассказал тебе что-нибудь о Плохом Семени? — она убрала руку от его лица.

Глаза Данте открылись. Что-то вспыхнуло в их темной глубине — боль, возможно, горе, быть может, ярость — и погасло.

— Нет. Элрой рассказал мне. Но я не смог зацепиться за это, — он тряхнул головой. — Неважно, как сильно я старался.

Джордан. Это больно.

— О, Данте, я так сожалею.

— Не стоит. — Улыбка тронула его губы. Он стянул солнечные очки с макушки и надел. — Здесь нет твоей вины. — Поднявшись, он наклонился к ней и легко прикоснулся к губам.

— Это не обязательно должно быть «прощай», — сказала Хэзер в его теплые губы. — Я беспокоюсь о тебе, ты же знаешь, правда?

— Я о тебе тоже, — прошептал он, проводя пальцем по линии ее скулы.

Хэзер закрыла глаза. Когда она открыла их снова, Данте уже исчез. Но осталось ощущение прикосновения его губ; воздух палаты был наполнен его ароматом. Она представила, как он выходит в снежную ночь, один.

У нее было ощущение, что он не надеялся встретиться снова. Она знала, что его уход причинит боль, только не знала, насколько сильную. Глубокую, острую и разрывающую сердце. Горячие слезы побежали по щекам, затекая в уши. Закрыв руками лицо, она плакала.

114